ПРЕДИСЛОВИЕ
Поднималось утреннее солнце и дым из трубки главнокомандующего.
Зубчатые стены кремля, залитые оранжевым светом, стояли гордые, как советская женщина. Они стали главным убежищем великого вождя, отца всех народов. Даже чукчи называли этого усатого дядьку папой.
Иосиф Виссарионович оторвал взгляд от карты и спросил:
— Ви довольны, товарищ Жюков?
Лицо полководца просияло. С секунду он подыскивал нужный ответ, могущий стать последним в его жизни.
— Доволен, товарищ Сталин.
— А чем ви довольны?
— Мы отбили Сталинград, — удрученно сказал Жуков.
Сталин задумчиво затянулся.
«Думает», — понял Жуков.
Через двадцать минут он сказал:
— Думаю, скоро у товарища Исаева нэ будет работы. Надо дать ему хенеральное задание…
А утреннее солнце поднималось… И дым из трубки главнокомандующего.
ГЛАВА 1
Я не был подданным царя,
И вспоминать о нем некстати.
В России после Января,
Родился я в крестьянской хате.
Штирлиц сидел в баре «Меня рвет» и потягивал из кружки шнапс, разбавленный доморощенным самогоном, который он изготовил из конфет, присланных с родины в честь победы под Сталинградом. Про этот бар Штирлицу рассказал Борман, здесь была приличная выпивка и зеркальный пол, и можно было просидеть целый вечер, разглядывая трусы в горошек у молоденьких официанток. Изредка кто-нибудь из посетителей залазил под стол, издавая при этом звуки, схожие с мычанием, оправдывая название заведения.
Под потолком висела пелена из дыма и копоти, сквозь которую просачивался слабый свет еще не перегоревших лампочек. Мошкара, летящая на свет, падала сверху на столы с задратыми лапами, наглотавшись сажи. Поэтому в супе, пока его несли, уже плавало несколько мух и комаров, и многие занимались вылавливанием насекомых, не давая упасть новым. Самые сообразительные уплетали харчи под столом, кто-то прятался под зонтиком. Штирлицу мухи не мешали: видимо, не переносили запаха тройного одеколона.
Сейчас у Штирлица было хорошее настроение, и он с наслаждением читал любимую газету «ПРАВДА». Но он не забывал и о своей миссии, и изредка подглядывал за немецкими офицерами в дырочку, проделанную в фотографии Сталина.
Офицеры сидели в углу и перешептывались, поглядывая на Штирлица. До разведчика долетали обрывки фраз.
— Эти русские совсем обнаглели, под танк с одной бутылкой лезут… Если бы не приказ Сталина… Один своим задом дзот закрыл, а солдат темноты испугался и умер… Да, Москва людей не жалеет… Держит их в ежовых рукавицах…
Штирлиц прополоскал шнапсом горло и подошел к немцам.
— Кто сомневается в смелости русских? — он оттопырил нижнюю губу.
Самый пьяный офицер поднял глаза, затянутые пеленой.
— Что, Штирлиц, сыграем в русскую рулетку?
— Сыграем, — ответил разведчик не дрогнувшим голосом.
Офицер, не ожидавший такого поворота событий, начал было отнекиваться, но все смотрели на него.
— Давай, Ганс, не подведи!
Откуда-то появился револьвер. В барабан вставили один патрон. Дрожащими руками Ганс взял револьвер.
— Не трясись, не рожать, — друзья похлопали его по спине. — Если умрешь, похороним как героя.
— Ма-а-ма!!! — нервы у Ганса сдали.
Штирлиц просверлил офицера взглядом. Тот провернул барабан и поднес дуло к виску. Нажал на курок. Раздался щелчок, а за ним смачный пердок… И все. Немец потерял сознание.
— С пищеварением у него в порядке, — Штирлиц разогнал воздух у носа.
Разведчик взял револьвер, вставил в барабан все патроны и на минуту задумался, обдумывая свои шансы выжить.
«Нельзя так рисковать собой. Центру это не понравится».
Штирлиц высунул один патрон и провернул барабан. Несколько официанток упали в обморок.
— Ну… Чтобы зад не потел! — он выстрелил себе в висок.
Повисла тишина, все смотрели на Штирлица. Официантки лежали на полу.
— Вот так всегда, — сказал разведчик и сел за свой столик.
Зал оправился от шока, а Штирлиц раздавал автографы:
— Привет, Штирлиц! — послышалось сзади.
«Вспомни дурака, появится!» — подумал Штирлиц, а сам сказал:
— Привет Борман! — и обернулся.
За спиной стоял вспотевший Борман, от него, как всегда, несло водкой и чесноком.
— Штирлиц, дай двадцать пфеннигов.
— Что, сортир подорожал? — Штирлиц протянул монету.
Борман достал платок, взял им монету и, довольный, скрылся за углом. Штирлиц пожал плечами.
«Эсэсовская свинья что-то замышляет. Надо быть на чеку».
Его внимание привлекла пестрая девица, стоявшая на углу. Штирлиц, поматроски ставя ноги, подошел.
— Хочешь развлечься? — он любил говорить намеками.
Девица вопросительно посмотрела на него.
— Я, — разведчик гордо вскинул голову. — С женщин деньги не беру!
— Так значит ты Штирлиц, — девица радостно запрыгала. — Пошли, будешь у меня вторым русским.
— Вторым? Какая же скотина осмелилась меня обойти?
— А, какой-то Бегельс или Геббельс, — она небрежно махнула рукой.
— Он не русский, он немецкий хохол.
Штирлиц уже продумывал способ мести за свою оскорбленную честь русского офицера.
— То-то он пиво луком заедал, — девица фальшиво вспылила. — Ладно, будешь первым.
Обнявшись, они скрылись за поворотом. Женщины любили Штирлица и он отвечал им взаимностью.
Ровно через пятнадцать минут Штирлиц вяло плелся по улицам Берлина. Он опять вспомнил о Бормане.
«В голове сидит, как муха на дерьме».
Настроение у Штирлица испортилось. Он пошел к новой радистке Кате. Одна она понимала, как ему трудно.
ГЛАВА 2
Люблю армейские команды,
Что с дней войны еще познал.
Я их в любые канонады
И различал и понимал.
Если на следующий день встает солнце, то и Гестапо продолжает работу. Солнце встало, Гестапо заработало.
Борман сидел в своем кабинете и думал, почему отпечатки пальцев с монеты Штирлица не оказались на личном стакане Фюрера для газированной воды. Ева Браун сама просила Бормана найти злоумышленника, подлившего в стакан водки. Штирлиц был последней надеждой Бормана, он уже проверил всех сотрудников Рейха.
Борман размышлял:
«Если никто не дотрагивался до стакана, а отпечатки на нем есть, то кому-то они принадлежат…»
Через час его осенило.
«На стакане отпечатки Фюрера! Значит он опять взялся за выпивку… И война будет проиграна».
Борман протер платком потную лысину.
«Если Германию не может спасти Гитлер, то ее должен спасти я!»
От нахлынувшего патриотизма живот Бормана подтянулся, а плечи расправились.
В дверь постучались, живот Бормана вернулся на место. «Постучались, — подумал Борман, — значит не Штирлиц».
— Войдите!
В кабинет вошел молодой многообещающий лейтенант Зигмунд Шольц.
— А, Шольц, проходите, — Борман приветливо похлопал его по плечу, — у меня есть для вас деликатное поручение.
Шольц вытянулся по стойке смирно, весь обратившись в слух.
— Знаете, Шольц, сейчас сложная политическая ситуация, — начал толстяк. — И кое-кто пытается ею воспользоваться.
— Мерзавцы! — Шольц кивал на каждое слово своего патрона.
— Ну-ну, Шольц, речь идет о высокопоставленных лицах, — Борман посмотрел в потолок. — Поэтому для этого задания я выбрал именно вас.
Лейтенант вытянулся еще сильней, максимально оттопырив уши.
— Я постараюсь оправдать Ваше доверие!
— Постарайтесь, Шольц, — толстяк похлопал его по щеке. — А я вам медаль дам.
Борман открыл ящик стола, достал одну из полной коробки.
— Она почетна среди офицеров.
— Служу Германии! — заорал Шольц.
Борман сморщился. Подтянув красные подтяжки, партайгеноссе притянул Шольца поближе.
— Лейтенант, вы должны… — толстяк перешел на шепот.
Потом Борман положил медаль на место. На ней было отчеканено:
ЗА ГОД ТРЕЗВОСТИ В ВОЕННОЙ ОБСТАНОВКЕ
Посмотрел в спину уходящему Шольцу.
— Умный, но молодой. Рано умрет.
Партайгеносе решил немного поработать над своим новым увлечением — татуировкой. Все книги были переплетены в лучшие образцы этого искусства. На томике Маркса «Капитал» красовался его же портрет, выполненный в красном цвете. Обложку «Дети капитана Гранта» венчала татуировка вождя с Новой Зеландии. Ради нее пришлось спалить из огнемета все племя. Искусство требует жертв. Сейчас Борман работал над своей пепельницей, ему уже доставили материал, и он сделал выкройки. Но Борман мечтал о другом, он дописывал свою книгу «Пытка и карьера» и надеялся найти переплет достойный его лучшего творения. Пока ему не везло, он объездил все концлагеря, но не нашел то, что нужно. Правда, однажды он видел подходящее на Штирлице. Но Штирлиц зажал: «Только через мой труп». Поэтому Борман трудился над пепельницей и размышлял: «Как бы снять со Штирлица кусочек кожи, что бы тот ничего не заметил».
Штирлиц плелся по улице, насвистывая Интернационал, и размышлял над новым заданием центра. Пройдя три квартала он понял, что за ним следят. Остановившись у витрины магазина «Русские сувениры», в отражении Штирлиц разглядел крупную даму. Окинув ее опытным взглядом профессионала, он понял, что что-то не так. Через пять минут он понял, что именно.
«Это не женщина… Если не женщина, то кто?»
Штирлиц почесал затылок и задумался еще на пять минут.
«Это мужчина! Если мужчина, значит шпион».
План созрел моментально. Штирлиц завернул в темный переулок, дама последовала за ним. Оттуда Штирлиц вышел уже один. Британская разведка лишилась еще одного агента. Один Штирлиц знал, что переодеваясь женщиной, надо брить ноги. Штирлицу захотелось выпить, он отправился к Мюллеру.
Мюллер сидел за столом, перелистывая дела высших офицеров рейха. Дверь резко распахнулась, и в дверном проеме появилась довольная рожа Штирлица.
— Мюллер, пошли выпьем?
— Пошли, Штирлиц, — мрачная физиономия Мюллера просияла.
Они направились в ресторанчик «Замори червячка».
В ресторане они сели за любимый столик в углу. Мюллер заказал яичницу с ветчиной, он любил изысканную кухню, Штирлиц — гречку с тушенкой. На стол было поставлено десяток бутылок, ведь Штирлиц пил не один. Завидя Штирлица, два здоровых эсесовца начали разминать костяшки пальцев, зная, что тот без драки не уйдет. Один достал из кармана увесистый свинцовый кастет с надписью: «RABINOVICH, LTD».
— А знаешь, Штирлиц? — спросил Мюллер.
— Нет, — ответил Штирлиц.
— Наш Фюрер принялся за старое.
— Он занялся этим… — Штирлиц показал характерный жест рукой.
— Брось, он же импотент. Он снова начал… пить!
— Ну и что? — сказал Штирлиц, а сам подумал: «Надо доложить в Центр. Пускай вышлют царской водки для Гитлера. А то яд он распознает, как крыса».
Штирлиц вспомнил сотую попытку отравления, тоже провалившуюся.
— Как что? Германию смывает в унитаз, а ей нужны сильные люди.
— А что думает Кальтенбрунер?
— Он не думает. Он в трауре, погиб его любимый хомяк.
От соседнего столика отсоединился красномордый субъект. Он обдал Штирлица перегаром и заорал:
— Вы — продажные свиньи! Германию спасет только великий Фюрер! — он вытянулся по стойке смирно, на сколько позволяло его состояние, и крикнул:
— Хайль Гитлер!
Штирлицу не понравилось, что его назвали свиньей. Он ударил наглого офицера в нос. Два эссесовца перевернули ближайший столик и завязалась драка. Тот, что был с кастетом, заорал:
— Бей евреев! — и кинулся на оркестр.
Музыканты не растерялись и огрели офицера трубой. Эсэсовец сполз со сцены, мирно захрапев под столиком. Оркестр, воодушевленный победой, вооружился инструментами и кинулся разнимать дерущихся. В воздухе замелькали кулаки и медь.
Один офицер выхватил гитару и сломал ее о голову хозяина. По залу пронесся клич:
— Бей тыловых крыс!
Через пять минут от оркестра остались одни погнутые инструменты и ножки от пианино. Вошедший в азарт Штирлиц пнул сапогом пару задниц, надел на конферансье барабан, после чего был вытянут Мюллером на улицу до появления полиции.
— У, фрицы проклятые, весь кайф испортили, — возмущался Штирлиц. — Когда хочешь отдохнуть, они драться лезут.
— А, плюнь, пойдем в другой ресторан.
Они пошли по улице, распевая:
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
В этот день в городе произошло еще четыре драки.
ГЛАВА 3
Не знаю, где лежат они,
Но только, знаю, целы
Давно забытые мои
Погоны офицера.
Пословица гласит: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей».
Проснувшись на следующее утро и хлебнув огуречного рассола, Штирлиц вспомнил своего старого друга — пастора Шлага.
«Надо бы проведать его приход, он может пригодиться в новом деле».
Он нехотя вылез из постели, налил в стакан водки и опустил туда большой палец правой ноги. С недавних пор, после того, как он целых три квартала бежал за машиной Бормана, пытаясь открутить колесо, его по утрам мучила подагра. И центр посоветовал отмачивать палец в пшеничной водке.
Горничная принесла чашку кофе и разочарованно произнесла:
— Вы вчера пришли так поздно, а я хотела показать свою новую шляпку и дочитать вам «Город солнца».
Она знала, что это любимая книга советского разведчика. Из всего собрания этой отводилось особое место. Когда в его душе становилось пусто, он перечитывал: «Чиполлино», «Хижина дяди Тома», «Пиноккио». И эти книги — пример борьбы рабочего класса за светлое будущее, придавали ему мужества и сил в его нелегкой борьбе.
— Я занимался в марксистком кружке, — соврал Штирлиц.
Он хлопнул ее по ягодице, наговорил кучу комплиментов, как всегда, выпил кофе, сморщился, потер палец и стал одеваться. Прицепил к бедру маленький складной ручной пулеметик, подвязался связкой динамита, натянул бронежилет — знак дружбы от Муссолини, одел форму, рассовал по карманам гранаты и пошел продолжать нелегкий труд разведчика.
Пастор Шлаг стоял на коленях, что-то бормоча под нос. Вошедший в церковь Штирлиц увидел его жирный зад.
— За кого молимся, за наших или ваших?
Пастор обернулся.
— Я, господин офицер, не молюсь, я полы мою.
— Не господин, а товарищ, — Штирлиц поковырялся мизинцем в зубах. — А где же ваши дамы?
— Они в госпитале, снимают стрессы раненым.
Штирлиц не любил госпитали. Однажды он угодил туда с дизентерией. Целую неделю не слазил с горшка, не ел тушенки, не курил, не пил и похудел на десять кило. Зато потом выиграл первенство Рейха по прыжкам в высоту и получил из Москвы две посылки свиной тушенки. Один из ящиков пошел на подкуп пастора Шлага.
— А это что, ваша мать, — Штирлиц ткнул обслюнявленным мизинцем в икону Девы Марии.
— Что вы, это мать Иисуса Христа, он был зачат непорочно, — пастор Шлаг смиренно опустил глаза.
— Он мог бы стать ценным агентом, — атеист по рождению, Штирлиц, как обычно, проявлял эрудицию.
— Шлаг, у меня к вам дело, пройдемте на исповедь, отец мой.
Штирлиц взял пастора под руку, и они уединились. Один бог знал, о чем они собирались говорить… И Штирлиц.
Шольц обыскал у Мюллера уже все тумбочки и шкафы, но так и не нашел то, что нужно Борману — личный дневник самого Мюллера. Оставалось вскрыть только сейф. С его замком Шольц провозился три часа, но так и не приблизился к разгадке комбинации. Со злости он пнул сейф тяжелым армейским сапогом и дверца со скрипом отворилась. На ее тыльной стороне был нацарапан шифр: 1917. Проклиная Мюллера — Шольц перепробовал все даты кроме этой — он дрожащей рукой стал шарить по полкам в поисках заветной тетради. Вдруг что-то со звоном хлопнуло. От страха лейтенант чуть не наложил в галифе, на висках выступил холодный пот. Он аккуратно вытащил руку, на опухшем пальце висела огромная мышеловка.
— Фух… не мина, — выдохнул Шольц.
Узкий лоб напрягся от мыслительной работы. Через десять минут его лицо осенила догадка.
«У Мюллера в сейфе водятся мыши, надо доложить Борману.»
Отыскав тетрадь с надписью «Это мой дневник», Зигмунд сунул ее в свой портфель и отправился к Борману на доклад, растирая больной палец.
Борман сидел на полу и старательно затачивал напильником большие зубья на не менее большом капкане.
— На медведя? — спросил вошедший Шольц.
— И, причем, на русского, — ответил с одышкой вспотевший Борман. Партайгеноссе тяжело поднялся, вытер руки о штаны.
— Принес…и…ли? — от волнения он пустил петуха.
Шольц достал дневник и протянул Борману. Тот аккуратно взял его непослушными пальцами.
— Да, Шольц, а что у вас с пальцем?
— У Мюллера в сейфе мыши, я угодил в мышеловку.
— Впредь будьте внимательнее.
Борман не стал говорить, что это он неделю назад поставил мышеловку, и что она была смазана трупным ядом. Если бы дневник был тогда на месте…
«Зачем огорчать смертью молодого человека».
Когда дверь за лейтенантом закрылась, Борман перевернул первую страницу.
«Так, посмотрим, что пишет наш любимый Мюллер».
Борман с трудом разобрал корявый почерк.
Написано было следующее:
День 1.
Проснулся в 11.00. Выпил. Поел. Опять выпил. Сходил в ресторан. С Герингом играл в покер, выиграл!!! Лег спать в 24.15.
День считаю удачным.
День 2.
Проснулся в 10.20. Выпил. Поел. Снова выпил. Со Штирлицем сходил в публичный дом. Спать не ложился.
День считаю удачным.
День 3.
Выпил…
И так далее. Борман не думал, что Мюллер использует такой сложный шифр для записей. Он достал из шкафа томик «Дешифровка. Пособие любителю». О. Шаронштейна и углубился в работу.
Через три часа Борман удовлетворенно крякнул и просмотрел полученные результаты. Получилось вот что: Мюллер рано встает, мало ест и много думает. Работает допоздна.
Борман обдумывал полученную информацию. Через два часа он опять крякнул. «Мюллер метит на место Фюрера… Но на это место мечу и я… Значит, Мюллера надо убрать… Но чтобы убрать Мюллера, надо убрать Штирлица…»
Борман открыл сейф, замаскированный под холодильник, подставил лестницу, взобрался на самый верх и достал с верхней полки новый напильник. Посмотрел на капкан.
«Время пришло!» — Он оскалил гнилые зубы, но тут же сник, вспомнив пророненную однажды Штирлицем фразу: «Не говори гоп, пока не подтянул подтяжки».
Поговорив с пастором, Штирлиц решил немного расслабиться. Фитиль загорелся, и бомба его плана была готова разорваться на мелкие кусочки, сея панику в рядах врага.
— Шлаг, тащите все, что у вас есть! — Штирлиц дружески хлопнул его по плечу. — Надо отметить ваше вступление в КПСС.
— Как, я уже коммунист? — Шлаг от радости захлопал в ладоши. Его давней мечтой была мечта стать замполитом. В этом деле он хотел попробовать свои ораторские навыки.
— Да, центр утвердил вас, после операции, в России, получите партбилет.
Пастор неуклюже побежал в кладовку, вернувшись с ящиком, полным всякой всячины. Штирлиц запустил руки в свертки.
— О-о, сало? — Его глаза полезли на лоб. — Вы, Шлаг, гурман.
Шлаг опустил глаза, его уши покраснели, и он по-детски стал сверлить ладонь указательным пальцем.
— Корни с Украины иногда позволяют побаловаться сальцем.
— А русские корни у вас есть?
Шлаг понимающе кивнул и достал со дна ящика тушенку с водкой. Устроившись на полу, они принялись опустошать содержимое ящика, каждый думая о своем.
— Да, чревоугодие — грех хороший! — Штирлиц отпил из горлышка.
Шлаг рыгнул, видимо, соглашаясь.
— Штирлиц, расскажи о России, — пастор подал разведчику очередную бутылку.
— Березы, снег, медведи и партизаны, — ответил пьянеющий Штирлиц.
— А женщины?
— И жен-щи-ны, — язык у него стал заплетаться.
«Эх… Романтика…» — Шлаг опять рыгнул.
ГЛАВА 4
Мы в партию вступали на войне.
И было нам заранее известно,
Что коммунистам тяжелей вдвойне,
Что в самом пекле будет наше место!
Теплый воск хорошо поддается лепке, как и душа слабого человека.
Айсман методично избивал уругвайского лазутчика, придавая его душе и убеждениям нужную форму. В камеру пыток зашел Штирлиц.
— Будь здоров, Айсман, — поприветствовал Штирлиц.
— Здоровей видали, — сострил Айсман.
Он отвернулся от потерявшего сознание уругвайца.
— Работаешь? — Штирлиц кивнул на то, что недавно было человеком.
— Да вот, приходится обо всякий скот руки марать. Дай закурить.
Штирлиц достал из кармана пачку «БЕЛОМОРА» и протянул Айсману. Тот взял две папиросы, засунул одну в рот. Зажег спичку об лысину уругвайца, закурил.
— А где твои помощники?
— А, их один еврей покусал, сволочь. Отправился к праотцам.
— А что новенького? — поинтересовался Штирлиц.
— Да вот, Борман в сортире унитаз клеем намазал… Бедняга Гиммлер, пришлось делать операцию.
— От этого всего можно ожидать, он в последнее время какой-то дерганый.
В углу зашевелился уругвайский лазутчик.
— Но… пас-а-а-ран!
Айсман пнул его сапогом. Уругвайский шпион затих.
— По испански. Наверное, пить хочет, — сказал Штирлиц.
— А хрен его знает, что он хочет, — Айсман вылил на уругвайца ведро воды.
Тот снова зашевелился.
— Но пас-а-ран !
— А-а, заладил, нобасарам, нобасарам. Расстреляют, вот и будешь нобасарамкать.
— Плюнь на него, пошли лучше выпьем.
Айсман, плюнув на лазутчика, вышел вслед за Штирлицем. Они пошли в ближайший ресторан. Вслед за ними туда шел якудза — японский шпион, давно наблюдающий за советским разведчиком. Все его тело покрывала татуировка. Узкие щели глаз ничего не упускали из вида. Это был лучший японский агент.
Айсман нравился Штирлицу, с ним было весело и он знал много новостей.
— Штирлиц, хочешь анекдот?
— Хочу, — Штирлиц любил анекдоты.
— Ну… это, старик женился на молодой и сетует другу, как же они вместе жить будут, ведь ему семьдесят, а ей восемнадцать. Ну друг и говорит, найми молодого симпатичного секретаря и все будет нормально. Через три месяца встречаются. Ну как, спрашивает друг. Жена беременна, отвечает старик. Поздравляю, ну а секретарь. Тоже беременна.
Штирлиц рассмеялся и вспомнил Родину, соседскую девушку Ксюшу, ее титьки и белый зад.
Они зашли в ресторан, выпили, закусили, поиграли в карты. Штирлиц проигрался и вспомнил, что Борман должен ему двадцать пфеннигов.
«Схожу-ка я к нему, заодно пощупаю».
Штирлиц оставил пьяного Айсмана досыпать на полу, а сам направился в Рейх.
Японский агент зашел в туалет, довольный проделанной работой — он взял стакан с отпечатками Штирлица! Вслед за ним шмыгнул агент Бормана. Больше якудзу никто не видел, зато у Бормана появился отличный переплет для книги.
В коридоре, ведущем к кабинету Бормана, не было ни души. «Значит, он у себя». Штирлиц распахнул дверь.
— Привет Бор…
У Штирлица было ощущение, что его за ногу держит акула.
«Срабо-о-тало!», — Борман ликовал.
Но ни один мускул не дрогнул на лице русского разведчика. Кирзовые сапоги, прослужившие ему три года, не подвели и на этот раз. Штирлиц хладнокровно снял капкан с ноги.
— Борман, чаще подметай пол, а то валяется всякий мусор.
— Ой, Штирлиц, спасибо, а я его уже неделю ищу. Думаю, куда он мог задеваться, — соврал Борман, а сам подумал:
«Да, советские кирзачи этим не возьмешь. Нужно что-то помощнее… Надо попробовать противотанковой миной… Интересно, что бы сказал Кальтенбрунер.»
— Борман, а собственно я к тебе по делу, — Штирлиц оглядел кабинет, — я тут немного проигрался, сейчас на мели. Штирлиц с удовольствием вспомнил посылку из центра с толстыми пачками новеньких немецких банкнот, еще пахнущих свежей краской.
— Что за вопрос, Штирлиц, я твой должник, держи. — Борман протянул Штирлицу самые старые и грязные двадцать пфеннигов, какие только смог найти в своей копилке. Штирлиц попрощался, сунул под мышку одну из папок, лежащих на столе, и вышел.
Зайдя в туалет, он просмотрел содержимое папки. Там оказалась подшивка новой французской порнографии. Но Штирлиц не огорчился, ровно столько ему не хватало, чтобы полностью обклеить сортир в своей квартире.
Штирлиц снял сапог. Потер оставшиеся от капкана синяки. Резкий запах портянок ударил в нос, но не сбил его мыслей.
«Неужели Борман начал большую игру… Надо быть на стороже…»
ГЛАВА 5
Фашисты глядят исподлобья на нас
Звериным озлобленным взглядом…
Как хочется мне разорваться сейчас
Огромным, как солнце, снарядом!
Адольф Гитлер обвёл всех затуманенным взглядом, промычал что-то себе под нос и, довольный, плюхнулся на стул. Остальные тоже сели. Остался стоять только Гиммлер, операция ещё давала о себе знать. Посмотрев на него, Борман удовлетворенно хмыкнул.
Начиналось пятое по очереди внеочередное заседание верхушки рейха.
Спорили по вопросу: куда сбросить главный десант в тылу советских войск, в деревню «Свистулькино» или колхоз «Светлый путь Ильича». Мнения разделились.
— В «Свистулькино», по данным разведки, много молодых… к-хе… девушек. Салаги не выберутся оттуда пока не переспят с каждой юбкой, на это у них уйдут драгоценные месяцы, — сотрясал воздух генерал Холтоф.
— А колхоз первый в Союзе по производству самогона, — возражал генерал Вольф.
— Мо-о-лчать! — Гитлер стукнул кулаком по столу.
Все затихли. Гитлер рыгнул, достал из под стола «RUSSIAN VODKA», налил стопку, опрокинул в рот и уставился в пол. Заседание продолжалось.
«Старый алкаш, совсем распустился! А эта кучка идиотов, спорит по всяким пустякам, смотреть тошно!» — Мюллер сплюнул на пол.
— Господа, — генерал Шварцкопфман тяжело поднял зад.
— Я вот что думаю: десант надо сбросить под городишко Ровно, есть такой, знаете ли, на карте.
— Да вы что! — возмутился Геринг, — Если там всё ровно, нашим солдатам негде будет прятаться!
На столе зажужжал большой деревянный ящик. Никто не обратил на это внимание. Каждый думал, что его притащил сосед. Но это был не просто ящик, в нём скрывалось подслушивающее устройство, над которым Штирлиц пыхтел и тужился шесть с половиной месяцев. Он мог гордиться своей работой: ламповый, малогабаритный, с автономным питанием, почти бесшумный. Штирлиц дал ему название: «РОБЕСПЬЕР-1», в знак солидарности с Великой Французской революцией.
Солидарность давала свои плоды. Штирлиц лежал на кушетке, слушал лепет офицеров, конспектируя важные места. Он переживал за Россию, деревню «Свистулькино», городок со странным названием Ровно. «Родина… Как ты далеко…» По жёсткой, как подмётка сапога, выдолбленной ветром щеке русского разведчика прокатилась скупая мужская слеза. Штирлиц собрал волю в кулак, — «Не время раскисать, победа близка!» — и прильнул ухом к динамику.
Накал заседания минул апогея и близился к нулю. Геббельс с Шеленбергом играли в очко, Вольф смотрел, как они играют, Мюллер дремал. Борман мелом писал на спине Вольфа «Я воняю — этим и горжусь!». Геринг жаловался Айсману, что какой-то подлец подменил у него в сейфе банку осетрины на банку «Завтрак туриста» из перловой каши. Гиммлер стоял.
Один генерал Холтоф не успокоился. Он изучал карту СССР, пытаясь найти удобное место высадки десанта.
Фюрер выпил очередную порцию водки. Ему захотелось закусить. Он полез под стол, достал банку с огурцами:
— Ой вы мои хорошие, ой вы мои сладенькие, — Гитлер погладил холодное стекло, — заждались небось?
Он просунул руку в горлышко и ухватил огурец двумя пальцами, попытался высунуть, но это у него не получилось.
— Да что же это делается? — Фюрер покрылся испариной. — Вы что, на папочку обиделись? — Он снова погладил банку. — Мне без вас, как жуку навознику без дерь…
Рука проскочила, Гитлер довольно взвизгнул, засунул огурец в рот. Проглотил. На лице великого Фюрера появилась блаженная улыбка полуидиота.
Мюллер открыл глаза и посмотрел на него. «Власть упала мордой в грязь, а поднимать и чистить мне? — Он поднялся, посмотрел на окружающую его действительность, — нет, увольте, сами зарылись, сами и разрывайтесь!» Он направился к двери.
— Господин Мюллер, — Холтоф деликатно остановил его рукой, тыкая пальцем в карту. — А как Вы насчёт…
— За! — ответил Мюллер, в уме добавив: «Плевал я на это с высокой колокольни», и вышел.
Генерал посмотрел ему вслед, вернул отвисшую челюсть на место и снова углубился в карту.
Нависла тишина…
«У-у-у, бездельники, работать не умеют». — Штирлиц отклонился от динамика, вскрыл банку тушёнки и начал без аппетита жевать. Ему это надоело, он швырнул банку в урну, снова прильнув к динамику.
— Нашё-ё-ё-л!
Всех передёрнуло.
— Генерал, зачем так громко? — Геббельс прочистил ухо. — Вы могли разбудить ребён… тьфу, Фюрера.
— Нашёл! Я нашёл! — Холтоф покраснел от радости.
— Ну говорите, не тяните! — Шварцкопфман беспокойно заёрзал на стуле.
Все посмотрели на Холтофа.
— Предлагаю, — торжественно начал тот. — Десант сбросить в деревне… «Малые Барчуки». Там кривая местность, нет девок и самогона. Идеальное место для высадки.
Все хором ответили «За». Заседание явно затягивалось и всем не терпелось слинять, особенно Гиммлеру, у него начали затекать ноги. Они не могли знать, что обрекли лучший десант Германии на гибель. Один Штирлиц знал, что «Малые Барчуки» не деревня, а заброшенный рабочий посёлок под Магаданом, идеальный для… высылки.
— Холтоф, заполните протокол, — Борман выбежал за остальными, оставив последнего с робко спящим Фюрером.
Заседание считалось закрытым.
Штирлиц, довольный, потёр руки.
«Надо доложить в Центр, немного приукрасив свои заслуги. Может, вышлют ещё ящик тушёнки и «БЕЛОМОРА».
При мысли о тушёнке у него в животе заурчало. Достав из урны выброшенную банку и оттерев рукавом прилипший мусор, Штирлиц принялся уплетать говядину.
«Да… Говядина — пища рабов… Но какое блаженство.» Штирлиц чавкал и хрюкал, как дитё. Проглотив последний кусок тушёнки, он закурил «Беломор». После второй затяжки у него наступила гармония души и тела. Почувствовав связь со вселенной, он подумал:
«Где-то на других планетах рабочий класс тоже борется за светлое будущее. Помочь бы им в этом нелёгком деле…» Штирлиц налил себе водки и выпил за братьев по оружию. Не успела горькая дотечь до желудка, а разведчик уже мирно спал, свернувшись калачиком на старой, провисшей раскладушке. Но, как обычно, ровно через полчаса он проснётся, что бы продолжить нужное для Отчизны дело.
Шепталенко Александр, Шепталенко Виталий.