Путь победы (часть II) — Авторские рассказы — Рассказы — Про Штирлица

ПУТЬ ПОБЕДЫ
(продолжение)

ГЛАВА 6

Я вернусь к тебе, Россия,
Я вернусь в твою семью,
Но пока штыки стальные
В грудь направлены мою.

Ленин смотрел на Штирлица со стены, как бы говоря: «Вот, батенька Исаев, социализм родили, а кормить некому».
Штирлиц не любил этот портрет, Ленин на нём плохо выглядит. Левое ухо как-то неестественно оттопырено, рот искривлён ехидной улыбкой. Штирлиц не мог отделаться от чувства, что Ильич его изучает.
В комнату вошла Катя. Штирлиц посмотрел на неё и улыбнулся. Когда она рядом, он чувствует себя как мальчишка, начинает нести чепуху, смеётся без причины. Он стал думать, что влюбился.
Штирлиц часто заходил к ней. Они любили сидеть темными вечерами, тесно прижавшись друг к другу, слушая по старенькому армейскому приёмнику фронтовые сводки из Москвы. Или, если связи не было, всю ночь напролёт играя в дурака или очко. В этот вечер связи не было, и они коротали время, играя в очко, разыгрывая последний ящик «Беломора». Штирлиц проигрывал. Его угнетала мысль о том, что Катя пустит «Беломор» на травлю разных членистоногих тварей, которые не заслужили такого отличного курева. С досады Штирлиц перевернул портрет Ленина, теперь со стены на него смотрел гордый взгляд Фюрера.
— Дорогой, тебе уже не поможет ни Ленин, ни Гитлер, — радистка кокетливо повела плечами.
— Если бы здесь был товарищ Сталин, он бы тебе не позволил так относиться ко мне, — сказал Штирлиц, взяв очередную карту. Его лицо приняло земляной оттенок.
— Надоело мне играть, давай я тебе песенку спою, добрую и ласковую. Я её для тебя сочинил, моя козочка.
Штирлиц взял в руки балалайку и заорал:

Тут кровь по колено,
И стоны, и плач.
Тут девочку Катю
Замучил палач.

Она проходила
По узкой дороге.
Платок уронила
Злодею под ноги.

Он бил её плетью,
Она не кричала.
Ему перед смертью
Язык показала.

— Любимый, как я тебя люблю! Я такой песни никогда не слыхала, — Катя поцеловала Штирлица в щёку.
Штирлиц понял, что курево от него не уйдёт. Он отложил инструмент и сказал:
— Табак назад, и я буду петь всю ночь.
— Всю ночь? Всю не надо, но я согласна.
— Вот и хорошо, — Штирлиц подтянул галифе. — А сейчас за дела.
Катя нехотя достала из унитазного бачка рацию. Штирлиц ходил по комнате, обдумывая послание.
— Всё готово, мой пузатенький.
«Пузатенький? — Штирлиц втянул животик. — Я думал, у меня фигура атлета».
— Передавай закрытым текстом.
Радистка закрыла дверь, окна, унитаз, рот и приготовилась набивать.
Штирлиц начал диктовать:
— Центр. Москва. Кремль. Тов. Сталину. От Антилопы Гну. Активизируюсь. Начинаю операцию «ДАНТИСТ». Высылайте оборудование.
К России полетели точки и тире. От них зависела судьба многих.
Катя закончила набивать и повернулась к Штирлицу.
— Как я поняла, Гну — это ты? — она прыснула в кулачок.
— Что ты понимаешь в разведке?
— Я специалистка в разведке боем!
По её глазам Штирлиц понял, что этой ночи он не выдержит.

ГЛАВА 7

Законами стали в казарме
Подъём для меня и отбой,
И выпало два наказанья —
Постель и уход за собой!

Ели качали над его головой густыми ветвями, запах сухой травы заполнял лёгкие. Тут появился Борман и заорал: «Штирлиц — ты русский шпион!!!»
Штирлиц проснулся в липком поту, сел на кровати и посмотрел на часы.
— Четыре утра! — он без сил упал на подушку. — Проклятый эсэсовец: во сне и то гадит.
Разведчик достал «БЕЛОМОР» и закурил.
— Надо кончать с работой и в отпуск — на Острова, — Штирлиц затянулся, вспоминая отпуск в тридцать девятом. Курилы… там остался кусочек его души.
Он встал, снял идиотский колпак, подаренный Айсманом на рождество, и пошёл в ванную. Расслабившись в горячей воде, Штирлиц решил совместить приятное с полезным. Он тут же постирал портянки. Понежившись ещё немного, разведчик решил постирать и свои семейные трусы, почему-то измазанные губной помадой и тушёнкой.
«Где это я мог есть тушёнку, испачканную помадой, и при этом вытирать рот трусами?»
Штирлиц задумался, но ничего не вспомнил. Он понюхал трусы: «Тушёнка свиная». Но и это не помогло.
«Так… Провалы памяти. Надо меньше пить кофе.» Обтеревшись и положив белье под матрас — утюг Штирлиц отдал Кате — он засел в сортире, коротая время чтением Маяковского и поглощением перловки с тушёнкой. Его ждал тяжёлый день.
Через четыре часа Штирлиц бодро шагал по Берлинским улицам. Его мозг проделывал титаническую работу, присущую разведчику вселенского масштаба. Операция была продумана до мелочей, для замыкания цепи не доставало одного звена, звена, способного запустить в действие дерзкий план советского разведчика.
Штирлиц вышел из раздумий, ударившись лбом о столб. Потирая шишку он подошёл к зданию Рейха. У входной двери толпилось несколько офицеров. Подойдя ближе, Штирлиц увидел объявление, написанное на немецком, английском и русском языках.
«У-у, гады, не отмажешься». — Штирлиц сплюнул и прочитал:

В СУББОТУ СОСТОИТСЯ СУББОТНИК. ПРЕДСТОИТ УБОРКА КАРТОФЕЛЯ
В ПОЛЬЗУ ГОЛОДАЮЩИХ ДЕТЕЙ ГЕРМАНИИ.
ЯВКА К 700 СТРОГО ОБЯЗАТЕЛЬНА.

А. Гитлер

Яркая вспышка озарила подкорку Штирлица. Он уже знал, что нужно делать.

Борман был обеспокоен. Субботник попутал ему все карты. На этот день он возлагал большие надежды. Ловушка, труд многих ночей, была готова для Штирлица. На её испытание он потратил половину лабораторных крыс профессора Эйзенхауэра Броне Фон Дорфа младшего в четвёртом поколении по материнской линии. Пришлось отдать почти новую секретаршу. Штирлиц важнее атомной бомбы и секретарши. Теперь опять придётся ждать. Ждать… Борман загрустил.
«Пойду, сделаю какую нибудь гадость, а то день пропадёт даром.» — он злорадно потёр руки.
Туалет… Именно здесь Борман проявлял свои таланты в области, некогда применяемой матушкой Инквизицией. Пытка! Он любил её. Бормана охватили воспоминания: керосин под кожу, ток через тело в сотни вольт, газовая камера. Всё запатентовано. Улыбка озарила жирную физиономию, выдавив второй подбородок.
Борман выгреб содержимое карманов: небольшой баллончик с газом «СЛАДКИЙ СОН», десяток кнопок из канцелярии Гитлера, дохлый таракан, шприц и презерватив. Последний всегда был при нём. Хорошо сознавать, что все думают, будто он, Борман, пользуется у женщин популярностью. Нужно только чаще показывать презерватив, как бы случайно, знакомым. Борман не знал, что это самое большое его заблуждение.
Заскочив в кабинку он запер за собой дверцу. В кабинке воняло. Борман посмотрел в унитаз. Принюхавшись, он подумал:
«Штирлиц… Никакой гигиены».
Смыв содержимое в канализацию, Борман написал на стенке «Штирлиц — вонючка», поднял крышку бачка, наполнил презерватив газом и приладил его под рычагом, примотал к последнему иглу шприца, проверил надёжность. Теперь смывающий услышит лёгкий хлопок и его ночлегом станет сортир. Да… День обещал быть не таким уж плохим. Написав на листах блокнота «НЕ ЛЕЗЬ — УБЪЕТ! ПОД НАПРЯЖЕНИЕМ!» Борман прикрепил их ко всем дверям, кроме роковой.
«Гарантия — залог успеха!» Вернувшись в свой кабинет, Борман достал из сейфа новый презерватив и положил в карман.
— Подожду результатов. Одна радость в жизни осталась, бедненький Борман, — Борман погладил Бормана по голове. — Ничего, я им ещё покажу!
Он потряс кулаком в сторону СССР.

Штирлиц зашёл в Рейх и сразу направился в сортир. Он не любил действовать с набитыми кишками. Увидев надписи на дверцах, он пнул ногой одну из них и занялся делом.
«Люблю посидеть вот так, в тишине. Вспомнить армию, парашу в углу. Как салагой драил её до блеска. Да… Суровая школа не прошла даром. Она помогла мне однажды, когда целый час пришлось сидеть в говновозке…»
Тень воспоминаний легла на лицо разведчика. Штирлиц отогнал её взмахом головы.
— Не время рассла-ы-блять-ы-ся. Бой не окон-ы-чен. — из кишечника начали выходить газы и не только они. Закончив, Штирлиц надел штаны, натянул подтяжки и с ощущением лёгкости вышел в коридор.
«Хочешь, не хочешь, а работать надо. Вот вернусь домой и отдохну».
Штирлиц пошёл сразу к Айсману. Разговор с ним — важная часть плана Он был болтун, что на руку советской разведке.
Комната пыток. За дверью, как всегда, кто-то стонал. Штирлиц пихнул её ногой и зашёл.
— Всё работаешь, Айс? — сказал он, протягивая Айсману папиросу.
— Штирлиц, заходи, тебя всегда здесь ждут.
— Всё остришь? — Штирлица передёрнуло.
— А что мне грустить? — Айсман пнул сапогом стонущую массу. — Вот, с Англией устанавливаю дружеские отношения. Он поднял бедолагу и усадил на табурет.
— Ну, chuck le-head, всё молчишь?… Fool, — Айсман отпустил англичанина и тот сполз на пол.
— Ты читал объявление, — спросил Штирлиц.
— Ну?
— Поедешь? — опытный разведчик медленно подводил разговор к нужной теме.
— А что делать? Обвинят в измене и к стенке.
— А мы поедем. Только возьмём с собой немного пива, я девочек организую и курево. Повеселимся!
— А картошка?
— В задницу картошку! — Штирлиц пнул зад англичанина.
— А голодные дети?
— Дружище, ты что? Это же липа. На нас, то есть на вас половина Европы пашет.
— Но Гитлер…
— Старый алкаш выжил из ума! — Штирлиц покрутил пальцем у виска и подумал:
«У этих арийцев патриотизм возникает в самый не нужный момент».
Айсман постоял немного и сказал:
— Ладно, только одно но!
— Какое? — разведчик насторожился.
— Вместо пива возьмём водочки, ладно?
— Как скажешь, Айс. И пригласи друзей, — Штирлиц похлопал его по плечу. — Я знал, что ты согласишься.
Он вышел в коридор.
«Отлично, наживка проглочена. Не подвёл бы язык Айсмана. Мне нужно собрать всех, без исключения, кроме Мюллера, друг всё-таки. За него можно не беспокоиться, он будет на своей вилле, с секретаршей Гитлера.»
Штирлиц вышел на улицу, написал записку:

Часть «А» сделана, преступаем к части «B».
Подозвал мальчишку.
— Знаешь где приход пастора Шланга?
— Вы имеете в виду Шлага? Знаю.
— Отнеси ему записку лично в руки, а это тебе.
Штирлиц сунул в протянутую руку десять фальшивых марок.
— Вы, русские, всегда щедрые.
— А ну-у бегом, шалопай, нашёл русского, — Штирлиц вытянулся, сделал злую рожу и заругался отборным немецким матом. Пацан ушёл, явно довольный.
«Артистизм — оружие разведчика» — Штирлиц повеселел и направился в ближайший ресторан.

Мальчишка постучал в калитку. Из церкви вышел толстяк в рясе.
— Вы пастор Шлаг?
— Что угодно сыну моему? — Шлаг улыбнулся.
— Это вам, — пацан протянул записку.
Пастор быстро сунул её в карман. Мальчишка не уходил.
— Что ещё? — спросил Шлаг.
— Этот русский сказал, чтобы вы дали мне три марки.
— Он не русский, он ангел, пришедший на землю для спасения нашего народа, — священник дал парню пять марок, штирлицовских, фальшивых.
— Никогда не знал, что ангелы ругаются!
— Пошёл вон, сын мой, а то уши надеру, салага вшивый!
Шлаг скорчил злую мину. Парень испугался и убежал.
«Покоя от них нет, везде лезут». Он достал записку и прочитал.
«Надо поспать, дни будут тяжёлыми». Только обещание Штирлица взять его в Россию заставило Шлага участвовать в этом деле.
Пастор помолился. Ему сделали клизму — запоры замучили — и улёгся спать. Ему снилась Россия, его свадьба на русской девушке, а почётный гость — Сталин.

ГЛАВА 8

Нет выше чести в жизни,
Чем воина святая честь,
И на любой приказ Отчизны
Ответить кратко, чётко:
— Есть!

Несколько грузовиков подъехали к зданию Рейха. Солнце только поднималось, а все были уже в сборе. Все начали лезть в кузов, занимая лучшие места. У всех в руках были большие сумки и мешки, из которых торчали острые предметы, похожие на бутылки. Борман подставил одному офицеру ногу, тот споткнулся, и со всего размаху двинул другого сумкой по лицу. У того что-то хрустнуло, и он со злости ударил офицера чемоданом между ног. У бедняги побледнело лицо, на лбу выступил пот. Пытаясь что-то сказать севшим голосом, офицер прислонился о кузов отдышаться. Несколько офицеров, воспользовавшись такой подставкой, быстро залезли в грузовик. Пока неудачник приходил в себя Борман привязал канатом его ногу к колесу.
«То-то будет потеха, когда канат намотает… Жаль, что я еду не с ними».
Да, Борман ехал не с ними, как и другие высшие офицеры Рейха. Все ждали Штирлица. Послышался рёв мотора, и из-за угла, лихо вписавшись в поворот, появился броневичок.
— С вещами на выход! — из кабины высунулась голова советского разведчика. — Загружайсь! Доставлю, только свист в ушах.
Геринг достал из кармана затычки, и деловито заткнул уши. После того, как он однажды проспал пьяный весь день в доме под снос, над которым трудилось звено взрывников, у него от свиста начинали болеть перепонки.
Штирлиц окинул толпу опытным взглядом.
«Все на месте. Отлично. Можно приступать к заключительной стадии операции «ДАНТИСТ».
— Айс, давай в кабину. У меня есть новая подшивка русских анекдотов, — Штирлицу не хотелось скучать одному всю дорогу.
Все пожитки сложили в угол, расселись по местам, и тронулись вслед за колонной. Штирлиц поехал другой дорогой. Из центра сообщили, что мост на пути колоны этой ночью разнесут в щепки и им придётся искать брод. Поэтому он, лихо объезжая редкие воронки на дороге радовался за лётчиков. Это Катя сообщила в Москву, что там находится секретный мост через реку Говноляпку.
Сзади в броневике слышались песни и ругань. Штирлиц специально выставил на вид ящик водки. Пускай будут в кондиции.
Остановившись у поля, все с шумом вылезли из броневика. Штирлиц заглянул в кузов и крепко выругался.
«Гады, всю тачку облевали. Говнюки, пить не умеют».
К нему подошёл Холтоф.
— Извини, это Вольфа укачало. У него после той перцовки желудок до сих пор барахлит.
Штирлиц вспомнил, как неделю назад вместо перцовки подсунул Вольфу стеклоочиститель.
— Ладно, всё нормально. Запрягу двух солдат, вылижут.
— Да, Штирлиц, а как же девочки?
— Не волнуйся, это не последняя остановка, — Штирлиц загадочно подмигнул.
На краю поляны расстелили скатерть. Сверху натянули маскировочную сетку. Когда все содержимое сумок разложили, Штирлиц осмотрел стол:
«Сыр, колбаса, икра, птица, вино… Эх, это бы в Ленинград, к нашим.»
Гиммлер накачал воздухом мячик.
— Айда в футбол!
Почти все согласились, и вскоре на поляне стало весело и шумно. Офицеры разделись, оставшись в трусах и подтяжках. Штирлиц не играл. Он любил лапту, городки.
Ему вспомнилась школа, школьный двор, где с мальчишками гоняли голубей. Как на первое сентября отец подарил ему новые лапти.
От воспоминаний его отвлек мяч, ударивший по голове.
«Что-то я становлюсь задумчивым и сентиментальным. Старость — не радость».
— Эй, Штирлиц, кончай мечтать, кинь лучше пузырь, — крикнул вспотевший Геринг.
Русский разведчик взял бутылку и размахнулся ей, как гранатой.
— Да не бутылку, а мячик. Ты что, по-немецки не понимаешь?
«Да, пора выписать из центра новый самоучитель немецкого».
Штирлиц представил, что мячик — лимонка, и, крикнув в уме:
«За Родину!», швырнул его в толпу офицеров.
Солнце минуло зенит и клонилось к западу. Наигравшись в футбол, офицеры, толкаясь локтями, сели отдохнуть.
Штирлиц обвёл их взглядом.
«И это элита Германии? Смотреть тошно. Вот наши. — Разведчика переполнила гордость за советское офицерство. — Все политически подкованы, морально устойчивы, одобряют курс партии и правительства. А эти… Размазня!»
Тем временем «размазня» уплетала харчи за обе щеки, запивая дармовой водкой и вином.
— Слушай, Шеленберг, чего у тебя морда вздутая? — Гимлер ткнул в его морду пальцем.
— Да, вот, как отрубился в сортире, так и вздулась.
— Укусило что-то, — посочувствовал Гимлер.
«Укусило! — Как же…» — Борман отвернулся, скрывая оскал, похожий на улыбку.
Когда все животы набились до отказа и, как побочный эффект от работы желудка, у многих появилась икота и отрыжка, Айсман решил ускорить процесс пищеварения.
— Споём, хлопцы? — Он достал губную гармошку.
— Как в старые времена! — Подхватил его призыв Геббельс. И, порывшись в сумке, вытащил маленькую гармонику.
Штирлиц тоже любил петь и, взяв деревянные ложки, присоединился к группе. Образовавшийся джаз-банд расселся поудобнее и на всю округу загорланил частушки:

Как у нашего двора
Фюрер ошивался.
А у нас в заборе дырка,
Сексом занимался!

Ева Браун, что за баба,
Кожа шелушится.
Сколько крема не намажешь,
Хочет отвалиться!

Опа, опа, Германия и жопа!
У-у-у-у-ух!

Когда у всех заболели глотки, решили немного размяться. На бревне расставили пустые банки и бутылки.
— Победитель получает звание Ворошиловского стрелка, — Геринг достал значок, отобранный у пленного.
Штирлиц полез за пазуху и достал памятный маузер, подаренный Феликсом Эдмундовичем, побывавший с ним во многих переделках.
«Не волнуйся, Родина, я верну отобранные у тебя награды. Слово пионера».
— Да поможет мне Ленин!
Штирлиц, не целясь, хладнокровно расстрелял банки.
— Да, ты, как всегда, на высоте, — Геринг с сожалением отдал значок.
— Исаев стрельнул бы лучше, — сказал Штирлиц.
— Это кто, родственник? — Геринг сделал вид, что ему это имя не знакомо.
— Дальний, — Штирлиц знал: не время показывать настоящее лицо.
Борман озадаченно смотрел на русского разведчика и размышлял:
«Штирлиц хорошо стреляет… Значит много тренируется… Если много тренируется, то что-то замышляет…»
В мозгу партайгеноссе мелькнуло подозрение, но пьяное серое вещество не ухватилось за эту мысль.
«Надо его пощупать. Но не сейчас.»
На нос Борману сел жирный комар. Он размахнулся и с силой треснул кулаком по носу, размазав комара. В ноздри ударил запах запёкшейся крови и Борману захотелось сделать какую нибудь гадость. Посмотрев по сторонам, он увидел Гимлера, пытавшегося достать из костра печёную картошку. Борман отломал от акации самый большой шип и воткнул его в пень Гимлера остриём вверх. Тот достал картошину, сел на пень и, насвистывая «Марсельезу», принялся чистить кожуру.
У Бормана отвисла челюсть.
«Что же это творится? У него что, задница железная? Больше не буду тратить на него кнопки.»
Настроение у толстяка испортилось и он, прихватив бутыль водки, уединился в кусты. Борман не подозревал, что Гимлер после случая с унитазом носил на заде щитки, изготовленные на заказ в фирме «Нижнее бельё и красота.» На них он потратил не одну сотню марок. Но теперь он был спокоен, если не за свою жизнь, то за свою задницу.
Штирлиц посмотрел на командирские часы, сверил их по солнцу. «Уже семь вечера. Пора.»
А офицеры, уже порядком набравшиеся, разошлись на славу. Геринг набрал в ложку осетровой икры и, используя её как катапульту, запустил содержимое в единственный глаз Айсмана. Айсман спьяну подумал, что ослеп, и в панике начал трясти Вольфа, умоляя отвезти его к доктору.
Вольф заплакал:
— Почему меня все обижают, даже мама меня не любит!
Он стал обиженно ковырять ножом бедро Шеленберга. Тот минуту смотрел на нож, пока не понял, что происходит.
— Осёл! — Шеленберг залепил Вольфу салатом по уху, — Это не окорок, а моя нога! Окорок лежит рядом.
Шеленберг ткнул вилкой в свою другую ногу. Вольф зарыдал ещё сильнее. Геббельсу надоели рыдания Вольфа, и он кинул в него большую картошину, но промазал. Картошка угодила Айсману по затылку. От такого удара он оглох и истошно завопил:
— Партизаны! Меня контузило!
Среди офицеров началась паника. Слепой и глухой Айсман схватил автомат и с воплями: «Живым не дамся!», принялся палить во все стороны. Все испугались ещё больше. Из кустов выскочил Борман, на ходу надевая штаны. Гимлер увидел белый зад и приняв его за партизана, сильно пнул носком сапога. Борман споткнулся об штаны и, запутавшись в подтяжках упал лицом в чашку с красной икрой. Поднявшись, он, матерясь, пошёл искать цистерну с водой. Из-за дерева на него наскочил Холтоф. Увидев рожу Бормана, перепачканную икрой, он заорал:
— Коммунисты! У них даже морды красные!
И рухнул у ног партайгеносе, потеряв сознание. Борман зацепился о тело Холтофа, угодив головой в ведро с водой.
«Хоть перед смертью умоюсь, посмотрю в глаза врагам.»
Штирлиц понял, что время вмешаться в этот бардак. Пальнув из маузера поверх голов, он рявкнул по русски:
— Руки вверх! Лицом к стене!
Все застыли с поднятыми руками.
— Ложная тревога, ребята. Это был китайский шпион.
По толпе пронёсся вздох облегчения. Из грязи поднялся Холтоф, отряхивая штаны.
— Не, ребята, у китайцев рожи жёлтые, а у этого была красная.
— Это был пьяный китаец, — Штирлиц засунул маузер в кобуру.
— И куда он делся? — Геббельс с опаской разглядывал окрестности в бинокль.
— Его волки сожрали.
— Но здесь они не водятся.
Штирлиц деловито поднял вверх палец:
— Война многое меняет.
— Да… — согласился с ним Геббельс.
— Ладно ребята, как насчёт девочек и отдыха в уютном крестьянском доме, — Штирлиц стал загружать вещи в кузов. Все оживились, забыв про китайца. Через минуту броневичок был набит пьяными телами. Штирлиц резко газанул.
— Ю-ху, вперед за скальпами и женщинами! — Геринг по ковбойски свистнул.
По полю понеслась песня:
Эх тачанка-растачанка,
Все четыре колеса!
Вписавшись в поворот на двух колесах, броневичёк покатил к деревушке «Бутерброд».

ГЛАВА 9

Так здравствуй, Родина! Трудна
Назад дорога из похода.
К тебе мы ехали три дня,
А постарели на три года…

Край заходящего солнца уже цеплял линию горизонта, когда Штирлиц доставил офицеров к пункту назначения. Он заглушил мотор и вдохнул полной грудью ядрёный деревенский воздух. От запаха навоза в голове разведчика пробудились деревенские мотивы.
— Э-э-эх, хорошо! Вот моя деревня, вот мой дом родной.
— Штир-лиц, г-де э-э-э…- сзади появилась рожа Геринга.
— Ватерклозет за домом. Слышали? Клумбы удобрять не надо, — Штирлиц вылез из кабины. Офицеры, кто ползком, кто на ползущих, направились в сортир. Последний представлял собой добротное сооружение в стиле Рококо. Над дверьми с табличками «МЭ» и «ЖО» красовался плакат с нацистским лозунгом, написанный готическим шрифтом:

КАЖДОМУ — СВОЕ!

— Ш-то ма-й-о, всё ваз-му, — Шеленберг зашёл в кабинку. Через несколько минут он вышел, непонимающе моргая.
— Отдать, отдал. А чё взять, не нашёл.
Отдав по очереди содержимое желудков прожорливой пасти туалетного очка, офицеры почувствовали себя лучше.
— Да, почему нас не встречают? — Борман смотрел на Штирлица собачьими глазами.
— Ща, погоди, — тот поднял руку.
— А где девочки? — спросил Геббельс.
Штирлиц подошёл к двери и постучал: тук, тук-тук, тук. За дверью заёрзали и ответили: тук-тук, тук, тук-тук.
— Порядок, — разведчик отошёл от двери. — Хозяин, открывай.
На пороге появился Шлаг. Его голову венчала робингудка с гусиным пером, свободная рубаха скрадывала живот, бычья жила подвязывала штаны цвета детских выделений, на ногах красовались кеды с надписью по — русски «СПОРТ». Под носом торчали усы, испачканные клеем, в стиле «аля-Гитлер». Шлаг был образцом штирлицовского стереотипа о немецком фермере.
«Отличная амуниция, я думал, что в центре одни болбесы.»
— Здравствуйте, добры молодцы, — Шлаг говорил на деревенском диалекте, как учил его Штирлиц. — Проходите в хату, отведайте хлеб-соль.
— Где я мог его видеть? — Айсман уставился пьяным взглядом на побледневшего Шлага.
— Мир тесен, — философски изрек русский разведчик и попробовал отвести Айсмана в сторону.
— Айс, а не перекинуться ли нам в картишки? — Штирлиц попытался незаметно изменить тему разговора.
— Вспомнил! Кубышка ещё не подводит, Сталинград мне в подарок — Единственный глаз Айсмана радостно завертелся.
Русский офицер насторожился.
— Ребята, этот мужик — гордость Германии! Он на соревнованиях по кастрации бычков занял первое место. Управился за пол-секунды!
Штирлиц успокоился. Шлаг, не растерявшись, принялся описывать, как он лихо управляется не только с бычками.
— Проходите в дом, люди добрые, я познакомлю вас с моими дочками.
— Дочки..? — Вольф напряг лоб. — Девки!!!
— Чувихи! — подхватил Шварцкопфман.
— Хорьки! — обрадовался Геринг.
— Метёлки! — не отставал Айсман.
— Бабы, — буркнул Штирлиц.
Кучка пьяных офицеров ввалилась в дом, травя воздух перегаром. Их встретила толпа молоденьких девушек в дешёвой косметике.
— Плодовитый мужик, — Гимлер довольно озирался.- Такие дают Германии новые силы.
Пары определились и все уселись за стол. Борман нашёл себе толстушку, единственную, кто ему не отказал.
— Кушайте вволю, не обижайте, — Пастор играл роль добродушного хозяина.
Все накинулись на еду и выпивку.
— Сило, борщ, бурак, цибуля! — Геббельс обложил себя горой продуктов, которая стала быстро таять.
«У-у-у, животы резиновые, жрут как бегемоты, а срут как слоны» — Штирлиц принялся за еду, боясь остаться голодным.
К полуночи он, сытый и довольный, осмотрел дом, проверяя офицеров.
В зале сидел Геринг и тупо смотрел на недоеденного поросёнка.
— Вот, ты, — говорил он. — Рожа свиная, почему не на фронте? Анурез? Косишь, сукин сын. Тебя в окопы, вшей кормить, да клопов.
Штирлиц посмотрел на него с удовлетворением и вышел в коридор. Там он споткнулся о Шеленберга. Рядом лежали Геббельс и Холтоф. Холтоф проснулся:
— Ма-ма, расскажи мне сказку, я заснуть не могу.

Штирлиц остановился.
— Успокойся сыночек, слушай: Жили-были музыканты из города Бремен…
Холтоф мирно засопел.
«Катях старый, сказку ему. Сразу видно, не был пионером», — Штирлиц подошёл к спальне. Из-за двери слышался пьяный голос Айсмана:
— Люби-мая, ик, я пода-рю те-бе, ик, эту зве-зду…
Бормана Штирлиц нашёл в детской. Тот храпел лицом на животе спящей толстушки.
«Так и не дополз до цели.» — посочувствовал разведчик.
Остальные офицеры спали у погребка с винными бочками. Штирлиц, довольный осмотром, позвал со двора Шлага.
— Шлаг, они в отличном состоянии. Переходим к части «C».
Они вышли на улицу. Штирлиц вывел из стойла двух козлов и потащил их в дом.
— А это зачем? — спросил Шлаг.
— Когда найдут изуродованные трупы, подумают, что эти наши.
— Голова…
— Ну так.
Шлаг взял факел и поджёг стоящий рядом сеновал.
— А его увидят сверху лётчики?
— Ну так.
«Нервничает, — подумал Шлаг. — Повторяется».
Штирлиц посмотрел на часы.
— Скоро час… Прихожанок эвакуировали?
— Уже ту-ту, одна толстая осталась. Говорит: «Люблю его, хоть убей».
— Это хорошо. Пойдём к поляне.
Сделав петлю Нестерова, на поляну сел аэроплан довоенного образца. В Первую Мировую они очень помогли. Из кабины вылез пьяный лётчик.
— Гутен морген, хрен собачий.
Штирлиц с недоверием посмотрел на самолёт.
— Сколько в нём лошадок?
— Как блох у собаки, бляха-муха.
— Тогда порядок. Шлаг, залезайте.
Шлаг, залезая, сломал несколько стоек.
— Опять клеить, — сказал недовольный лётчик.
Садясь, Штирлиц посмотрел на дом.
— Ну, гнилые зубы Мира, скоро вас вырвут.
С этими словами разведчик вспомнил запах эфира и сморщился. «Здесь зубы лечат лучше, а у нас водка классная».
Аэроплан взмыл вверх, пукнув на прощание выхлопами. Штирлица понесло:
Земля моя златая!
Осенний светлый храм!
Гусей крикливых стая
Несётся к облакам.
Самолёт уносил их всё дальше от суеты военной Германии.

В десяти километрах от деревни «Бутерброд» к линии фронта, на очень секретном объекте, неосторожный часовой попал окурком в бочку с горючим, учинив пожар.

ГЛАВА 10

Тому вовек рассудком не понять
Страну мою, как строилась, старела
Кого ни разу не смогли пронять
До слёз слова «Интернационала».

Одинокий ЛИ-2 гордо рассекал фюзеляжем воздушные просторы Германии. На его крыльях красовались большие красные звезды.
Помощник пилота вглядывался в темноту, надеясь разглядеть внизу знакомые очертания. Его вызвали сразу после увольнения и он с похмелья думал, что они, как обычно, везут продовольствие голодающему Поволжью.
— Михалыч, вижу сигнальные огни, — помощник прижался к стеклу кабины.
— Сам вижу, не слепой. Клопов тебе в задницу.
Михалыч спикировал вниз.
— Федька, сбрасуй «ананасы». Глист тебе в аппендикс.
«Ананасы… — Федька удивленно раскрыл рот — обычно был хлеб, тушёнка. Ананасы так ананасы, хрен с ними, тоже жрать можно.»
Он нажал кнопку «сброс». Когда бомбы коснулись земли и до самолета докатилась взрывная волна, Федька подумал:
«Во от ящиков грохоту. Железом оббили, не жалеют».
Он механически включил сигнальные лампы в вершинах звезд. По инструкции было положено включать их каждый раз, по возвращении с задания, пролетая над своей территорией.
Когда первым снарядом оторвало левое крыло и осколком раскроило череп Михалычу, Федька уже мирно сопел, думая об очередной награде. Это был его сотый вылет.

Гитлер одиноко сидел в своём кабинете. Добровольное затворничество продолжалось уже третий день. Фюрер тупо смотрел в стакан с водкой, пытаясь найти там ответы на мучившие его вопросы.
«Как эти русские узнали про мой секретный бункер? Как? Я сам лично расстрелял всех пленных, кто имел отношение к строительству. Всё погибло… Всё!»
Он схватил бутылку и запустил её в стену. Та со звоном разлетелась, обдав великого Фюрера осколками.
Его лучшая во всей Европе коллекция спиртных напитков покоилась под руинами. Гитлер с горечью вспомнил лучшие коньяки Франции и Кавказа, вина: «Бургонское», «Токайское», шведскую водку. Даже лучшее грузинское вино, со стола самого Сталина, погибло.
Фюрер открыл зубами бутылку шнапса и крепко приложился к горлышку.
«Но ничего, у меня ещё есть ящик «Царской» водки, — Гитлер нашёл его у себя, чему очень обрадовался, в предбаннике и хранил на чёрный день. — продержимся.»
Так же из руин удалось спасти позолоченный самогонный аппарат — подарок Кальтенбрунера — с дарственной надписью. Фюрер уже стал запасаться карамелью и леденцами.
— Мы ещё повоюем! — он смачно харкнул в карту СССР. Плевок, не долетев до цели, растёкся на полу. Адольф посмотрел на него печальными глазами.
— А, к чёрту всё! — он опять приложился к горлышку.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

На солнце блестели звёзды Кремля и пуговицы на кителе Сталина.
Иосиф Виссарионович поднял голову, отложил документы, раскурил трубку. Затянувшись, он спросил:
— Щто думаем, товарищ Жюков?
Полководец встал по стойке «смирно».
— Думаю, к Первому Мая сорок пятого управимся, товарищ Сталин.
— Это харащо. А щто слышно о товарище Исаиве?
— Он сделал многое, но его подвели. — понуро сказал Жуков.
Сталин задумчиво выпустил дым. Через пять минут он сказал:
— Виновных расстрелять, а товарища Исаева накормить кашей, да ещё и с маслом.
«Соображать стал лучше», — подумал Жуков и сказал:
— Слушаюсь, товарищ Сталин.
— И правильно делаете, — лицо вождя приняло суровое выражение, но тут же подобрело. — Хе-хе-хе… Щутка.
— Шутка, — Жуков пожал плечами.
После паузы Сталин продолжил:
— Ночью отправите Исаева обратно. Нам ещё нужны надёжные люди в тылу врага. Я дам ему задание…

В эту ночь по всему земному шару прокатился вопль галактического масштаба:
— Говнюки, вонючки, опять подвели! Почему это случается именно со мной! Гады, отпуск коту под хвост! Не-на-ви-жу-у-у!!!

Шепталенко Александр, Шепталенко Виталий.