ПРЕДИСЛОВИЕ
Прочитав донесение, Сталин спросил:
— Ви что-то сказали, товарищ Жюков?
— Нет, товарищ Сталин, — полководец расставил последних солдатиков и поднялся с пола.
Главнокомандующий задумчиво посмотрел на план захвата Рейхстага.
— А я думал, ви хотите поздравить меня с близкой победой, — Иосиф Виссарионович нахмурил густые брови.
Жуков побледнел.
— Да-да, конечно! — он судорожно глотнул воздух. — И я, от имени коллектива, уполномочен вручить вам погоны генералиссимуса!
Сталин с довольным видом примерил погоны. Жуков понял, что остался жив и на этот раз.
Главнокомандующий выпустил в лицо полководца струю дыма.
— А как там дела у товарища Исаева?
— Он рвётся в бой, — ответил Жуков, а сам подумал:
«Проклятый параноик, опять вонючий табак курит.»
— Можете его обрадовать, — Сталин ткнул трубкой в живот Жукова. — Я дам ему последнее задание…
ГЛАВА 1
На тумбочке громко зазвенел будильник «Луч». К нему протянулась мозолистая, волосатая рука и вдавила большую красную кнопку. Будильник брякнул ещё раз и замолчал.
Штирлиц открыл глаза, затаил дыхание, представив как запахи родины наполнят его грудь. Но тут же вспомнил, что он в Германии. В нос ему ударил воздух, пропахший порохом и керосином.
— Эх, люблю Россию — мать мою!
Он включил радио. Диктор хриплым, заспанным голосом пробурчал о начале зарядки и стал лениво считать:
— Айн, цвай, драй…
Штирлиц отжался пятьсот раз — назло Борману, тот не мог отжаться ни разу, принял душ, как обычно с ржавой водой, выпил водки, забыв закусить, почистил носком маузер, оделся и вышел. На улице моросил тёплый, апрельский дождик. Редкие прохожие шарахались в стороны, завидя небритую, злую рожу советского разведчика.
По городу прошёл слух о провале Штирлицем задания и все хозяева баров, ресторанов и кабачков тряслись от страха. Они опасались, что именно к ним заглянет группенфюрер СС фон Штирлиц.
Сам Штирлиц решил навестить, по старой дружбе, кабачок «Три поросёнка». Пихнув входную дверь, он замер на пороге, раскрыв рот.
«Прям как в спецшколе под Киевом.»
В этом заведении тоже ждали Штирлица. Пол был вылизан до блеска, и стало видно, что некогда его покрывал хороший паркет. По углам стояли чистые урны из голубого финского фарфора. На свеже выбеленном потолке висели люстры, сверкая чешским хрусталём. О былых временах напоминали только стены, изрисованные сценами из сказки, название которой носил кабачок. Немногочисленные посетители при виде разведчика, толкаясь и кусаясь, быстро ретировались через чёрный ход.
— Проходите, товарищ Штирлиц, вам всегда здесь рады, — к нему подскочил услужливый хозяин. — Ваш столик готов.
Штирлиц сел за столик в дальнем углу комнаты, по центру которого стоял трёхлитровый баллон спирта, окружённый банками тушёнки.
— Официант, кружку! — заорал разведчик.
Он вскрыл зубами банку тушёнки и налил первую порцию спирта.
Весь предыдущий день хозяин травил в кабачке грызунов и насекомых, поэтому в воздухе витал аромат хлорки и дихлофоса. Но не все погибли в этой кровавой бойне.
На стол к Штирлицу залез большой рыжий муравей.
— Здорово, дружище, тушёнки захотел? — не жадный Штирлиц подвинул к муравью банку. — Тебя как кличут, Кешка? А меня — Штирлиц.
Разведчик налил очередную порцию.
— Кешка, выпить хочешь? — муравей пошевелил усами.
Штирлиц опять заорал:
— Официант, кружку!
Официант непонимающе пожал плечами, поставив на стол вторую кружку. Советский разведчик поднял её, обнаружив под ней то, что осталось от муравья. Лицо его покраснело, уши побледнели, он медленно поднялся.
— Фашистская скотина, — голос его дрожал от ненависти. — Ты убил моего лучшего друга!
Штирлиц схватил баллон и опустил его на голову незадачливому официанту. Тот, как подкошенный, рухнул на пол, зацепив край стола и завалив себя тушёнкой.
— Что, тыловые крысы, издеваться вздумали! — злоба, накопленная годами, выплеснулась наружу.
Советский разведчик полез за пазуху, запалил фитиль и кинул за стойку первую связку динамита.
К вечеру, когда взрывчатка кончилась, Штирлиц выбрался из руин, оставшихся от кабачка и направился в сторону кладбища. В одной руке он сжимал ложку, в другой — спичечный коробок с останками лучшего друга.
Найдя на кладбище место, забронированное за собой, он опустился на колени и воткнул ложку в рыхлую землю.
Через час Штирлиц поднялся, выломал из ограды прут, согнул его в виде пятиконечной звезды и воткнул в образовавшийся холмик.
— Спи спокойно, товарищ! — он достал маузер и сделал прощальный залп. — Придут наши и я перенесу тебя под стены Кремля, клянусь восстанием Спартака!
Штирлиц вернулся домой и до утра справлял поминки.
ГЛАВА 2
Борман в полосатой пижаме ползал по карте мира, намечая места последних карательных операций отрядов СС, заодно подыскивая место, где он провёл бы спокойно остаток своей жизни. В поражении Германии он уже не сомневался.
«Африка? Нет, полно чёрных. Китай? Тоже нет, у них слишком тесно. Латинская Америка? Эх, тоже отпадает.»
Взгляд Бормана упал на Антарктиду.
— О, а это что за страна? — он стал изучать её в большую лупу.
«Плотность населения маленькая. Мало народу — больше кислороду.»
Борман убрал увеличительное стекло и заметил над Антарктидой крупную надпись: «Южный полюс».
— Спокойная жизнь, юг, солнце, море и песок, что ещё нужно старику.
Партайгеноcсе взял телефон и отдал приказ ждавшему самолёту везти его пожитки на южный полюс. Борман задрал пижаму, и почесал волосатый пупок.
«Вот нагадю ещё немного и в-ж-ж-ж-ж…» — толстяк расставил руки, изображая самолёт.
От сильного удара дверь слетела с петель, подняв облако пыли, когда пыль осела, в кабинет вошёл Штирлиц. Борман бросился сворачивать карту, но разведчик успел несколько раз расстегнуть и застегнуть ширинку, сделав нужные снимки.
— Привет, Борман! — Штирлиц выдавил улыбку. — Я тут кое-что забыл у тебя в сейфе. Можно забрать?
— Конечно! Как раз откроешь, а то я ключи посеял.
Разведчик взглянул на хитрое, лоснящееся лицо Бормана.
«Врёт, и задом не моргнёт… Химичит лысый…»
Штирлиц достал погнутую алюминиевую вилку, с минуту повозился с замками.
— Готово!
Советский разведчик открыл свой рюкзак. Надев бронежилет и натянув противогаз, он открыл дверцу. Из сейфа выползло облако ядовитого газа, следом раздался выстрел, оставив на бронежилете след от дроби.
«Раскусил», — зло подумал Борман.
Штирлиц забрал недоеденную им банку тушёнки, отогнул крышку и заглянул во внутрь. Банка была пуста. Он задумался.
«Тушёнки нет… Значит её кто-то съел… Я не ел… Значит съел другой… И этот другой лазил в сейфе Бормана…»
Разведчик решил поискать улики. На дне банки он обнаружил дохлого таракана.
— Борман, тараканы едят тушёнку?
— Ясный пень! — заорал толстяк.
Штирлиц с горечью посмотрел на дно банки.
«Всю тушёнку сожрал, а мне не оставил. Бедняга, подох небось от несварения.»
Разведчик швырнул ненужную банку в урну. Борман проводил её довольным взглядом.
— Штирлиц, выпьем за женщин? — партайгеноссе налил разведчику отравленный коньяк.
Штирлиц взял рюмку и осушил её одним глотком.
— Эх, хорош! — он понюхал засаленный рукав.
«И цианистый калий не берёт!» — от бессилия Борман полез на стену.
Тут советский разведчик заметил, что на окнах висят красные выгоревшие занавески.
«То, что нужно для нового задания.»
Он подошёл к окну, делая вид, что хочет высморкаться. Пощупав ткань, он подумал:
«Жаль не мешковина, но тоже сгодится.»
Пока Борман лазил в сейфе, налаживая новую ловушку, Штирлиц сорвал штору и засунул под китель.
В коридоре на него наскочил Шеленберг.
— Штирлиц, что с тобой? Потолстел-то как!
— Грыжа, — печально ответил разведчик.
Шеленберг посмотрел в спину советского разведчика.
«Наверное съел что-то… Интересно, что бы сказал Кальтенбрунер?»
В кабинете Мюллера царил полумрак, в щели между занавесками пробивались тонкие лучики солнца. На столе тарахтел старенький кинопроектор. Рядом, на стуле, сидел сам Мюллер, досматривая одолженный у Штирлица боевик «Броненосец Потёмкин».
Вскоре плёнка закончилась, Мюллер вздохнул и открыл окна. Яркий свет больно ударил по глазам, вернув его к действительности. Посмотрев из окна на колонны машин, идущих на восток, шеф гестапо тяжко выдохнул.
— Вот я и проиграл, Германию больше ничто не спасёт… Да, дела…
Мюллер ещё в начале войны поспорил со Штирлицем на фургон водки об её окончании. Мюллер поставил на Германию, Штирлиц, у которого не было выбора, на СССР. Разведчику, как обычно, повезло. Но не вопрос: «Где взять водку?» беспокоил Мюллера, а проблема: куда поехать после войны. Штирлиц звал в Россию, восхваляя берёзы и сеновал. Геббельс на Украину, заманивая салом и горилкой. Айсман в Америку, описывая небоскрёбы и игорные прелести Лас-Вегаса.
— Дела… — опять вздохнул Мюллер.
Он открыл сейф, достал дело своего злейшего врага — Бормана. В конце папки, после слов: «холост, лыс и злопамятен», кто-то коряво подписал: «вонючка и толстая скотина».
«Что-то Штирлиц стал добродушным.»
Мюллер зачеркнул «толстая», и ехидно улыбаясь надписал «жирная, потная». Прочитав полученное, он зачеркнул и слово «скотина» заменив на «падаль».
— Вот теперь ближе к оригиналу, — Мюллер положил папку на место.
Шефу гестапо никак не удавалось хорошенько насолить Борману. Он уже посылал по его следу трёх овчарок, подкладывал в машину бомбу, пытался отравить. Но всегда Борман уходил от расплаты. Вот и сегодня Мюллер подложил в личный самолёт партайгеноссе маленькую мегатонную бомбочку, а Борман зачем-то остался в Германии.
Мюллера одолевали невесёлые мысли.
«Почему Борман остался… Хочет свести счеты? Надо за ним посматривать.»
ГЛАВА 3
Выпив стакан морковного сока, Борман расслабился в массивном кожаном кресле. Он был очень доволен собой и пребывал в состоянии нервного зуда. Такое состояние охватывало его каждый раз, когда удавалось кому-нибудь нагадить. Но сегодня было особое ощущение, ведь ему удалось напакостить самому Штирлицу. Уж он постарается выбить разрешение лично его допрашивать. Борману не терпелось испытать своё новое детище — маленький электрический стульчик, с независимой системой выворачивания конечностей и волосодёром. Ему удалось убедить Гитлера, подсунув липовое письмо, в том, что Штирлиц клеится к Еве Браун. Фюрер обиделся на Штирлица, потому что тот ничего ему про это не говорил и поручил Борману доставить его к нему в кабинет.
— Ну, Штирлиц, ты у меня быстро расколешься, — партайгеноссе вспомнил об изворотливости Штирлица. — Если ничего не случится…
Борман вздохнул, и налил себе ещё стакан сока.
Проснувшись ровно в семь часов на своей даче, Штирлиц понежился в постели ещё десять секунд. Сегодня был выходной и разведчик решил посвятить его огороду. Выпив пива, он посмотрел на часы. «7.30. Пора.» В это время он каждое воскресенье подглядывал за хорошенькой соседкой, переодевающейся по утрам. Соседке это нравилось, и она не зашторивала окон. Выкатив на балкон небольшой телескоп, Штирлиц прильнул к окуляру. Вместо соседки на него смотрела одноглазая физиономия Айсмана. От неожиданности разведчик дёрнулся, чуть не выколов себе глаз.
«Ничего не понимаю.»
Тут до него докатился голос Айсмана, усиленный динамиками.
— Штирлиц, выходи, сопротивление бесполезно, дом окружён! — он поправил повязку. — Ты уж извини, приказ.
Советский разведчик с пустотой в душе опустился на пол.
«Неужели провал? Раскрыли? Предали? — он вскочил на ноги. — У меня ещё есть время и силы дать врагам последний бой!»
Прихватив из холодильника две бутылки «Боржоми», Штирлиц залез на чердак. Достав из угла старенький «Максим», он влил в него минералку и оттер халатом пыль. На пулемёте красовалась ржавая надпись: «Анка + Петька». Именно этот «Максим» послужил причиной гибели Чапаева, зацепившись за портупею и потащив Василия Ивановича ко дну, когда тот по пьяни сорвался с обрыва. Штирлиц в молодости, отдыхая в тех местах, достал его, починил, и хранил как память о герое гражданской войны.
Советский разведчик выбил на чердаке окно, выставил пулемёт и, заорав во всю глотку: «Русские не сдаются!», прошёлся по кустам первой очередью.
Через три часа у него кончились патроны. Парадная дверь со скрипом открылась и на пороге появился гордый Штирлиц с поднятыми руками. На мундире русского офицера сверкали награды обеих держав, ноги были обуты в натёртые яловые сапоги, накрахмаленная будёновка торчком стояла на макушке.
— После долгой, изнурительной осады, голодный но не сломленный, советский разведчик был вынужден сдаться… …И был награждён орденом Ленина… Посмертно.
Штирлиц вздохнул, представив надгробную плиту над своей могилой. Он встал у стены.
— Расстреливайте, не тяните, — Штирлиц посмотрел в глаза стоявших вокруг немцев. — Айсман, командуй!
Штирлиц затянул:
Это был мой последний
И решительный бо-о-й…
— Дружище, ты что! — единственный глаз Айсмана вылез от удивления, стараясь за двоих. — У меня приказ Бормана доставить тебя к Гитлеру, и всё.
— И всё? Всё! — разведчику стало обидно, что его теперь не наградят орденом, пусть даже посмертно.
Штирлица посадили в мотоцикл, завязали глаза — ещё один приказ Бормана: «Чтобы не видел, какой дорогой везут в Берлин.» — и не спеша покатили в столицу.
Штирлиц трясся в коляске и размышлял: «В этом деле замешан Борман… Значит он хочет мне нагадить… Интересно, что об этом знает Кальтенбрунер… А Бормана надо «пощупать»…»
На вошедшего Штирлица смотрели два Фюрера. Один со стены — гордо и властно, другой из-за стола, взглядом пьяного импотента.
— А, Штирлиц, заходи, выпей за компанию! — Гитлер налил шнапса в две алюминиевые кружки.
«Темнит, сучий потрох, батон на уши крошит.»
Разведчик механически отряхнул уши, взял кружку и плюхнулся в кресло.
Фюрер посмотрел на Штирлица пьяными глазами и подумал:
«С этим надо работать аккуратно, медленно подходя к главному. Спасибо Борману — научил.»
— Штирлиц, а вам нравится Ева Браун? — как бы невзначай спросил Гитлер.
Советский разведчик насторожился. «Чувствуется работа Бормана…» Он достал «БЕЛОМОР», стал медленно мять его пальцами.
«Время тянет», — догадался Фюрер.
Штирлиц не спеша прикурил, обдумывая ответ.
«Отвечу «Да» — расстреляют за совращение, «Нет» — тоже расстреляют, за нанесение оскорбления… Как же быть?»
Он поковырялся в носу, вытер пальцы о скатерть.
— Первый раз о такой слышу, — соврал разведчик, не дрогнув ни одним мускулом.
— Но письмо! — Гитлер кинул Штирлицу письмо, написанное почерком Бормана.
Советский разведчик понюхал письмо, сжёг кусочек, опять понюхал.
— Пахнет эфиопской разведкой, — Штирлиц не стал выдавать Бормана. «Ещё сочтёмся.»
«Специалист!» — уважительно подумал Фюрер.
— Но вот Борман… — Гитлера охватили сомнения.
Штирлиц полез в карман за новой папиросой, но нашёл в нём совсем другое. Через секунду он уже знал, что нужно делать.
— Эта вонючка мне завидует, — разведчик придвинулся к Фюреру. — Хочет отобрать у меня женьшень.
— Это что, твоя секретарша?
— Да так, корешок один, повышает потенцию, — Штирлиц не без удовольствия заметил, что Гитлер подпрыгнул в кресле. — Вот приходится таскать с собой.
Советский разведчик достал из кармана завалявшийся с начала войны корень хрена.
— Лизнёшь разок, всё дыбом встает! Хотите, подарю? — добрый Штирлиц протянул корень Фюреру.
Тот схватил его и быстро спрятал за пазуху.
— Да, что делать с Борманом? — задал сам себе вопрос Гитлер.
— Предлагаю строгий, с занесением, — разведчик вышел в коридор.
Он был доволен, что испортил толстяку личное дело. «В этом месяце премии ему не видать, как собственных ушей.»
ГЛАВА 4
Стоя перед разбитым зеркалом, бритый и причесанный, Штирлиц поправлял красный галстук «бабочку». Смокинг в красную клеточку непривычно сидел на теле. Сегодня он подстриг ногти и почистил зубы. На сегодняшний вечер у советского разведчика была запланирована обширная культурная программа. Во первых: сводить Катю в театр, на «Преступление и наказание», тем самым отметить приближение двадцать второго апреля. Во вторых: сходить с Мюллером в публичный дом мадам Акапулькиной. Это заведение подлежало расформированию — чтобы не попало в руки врага — и хозяйка звала всех офицеров Рейха на прощальный вечер.
Штирлиц вышел на улицу, и тут вспомнил, что забыл надеть носки. Вернувшись, он открыл тумбочку. Порывшись с минуту разведчик достал один носок. Второй бесследно исчез. Штирлиц стал вспоминать: «Кому мог понадобиться мой носок?.. Может это работа ЦРУ?».
Разведчик вздохнул. Ему было жалко расставаться с этими носками. Он получил их в тридцать третьем, когда был курсантом спецшколы под Киевом. Через пять минут он вдруг вспомнил, что штопал носок на лампочке. Штирлиц радостно посмотрел на люстру.
— Так и есть, висит, партизан, — разведчик встал на табуретку и снял с лампочки второй носок.
Вскоре, уже в носках, Штирлиц весело шагал по вечернему Берлину. Он радовался от мысли, что приближается день рождения Владимира Ильича. Катя обещала наделать пельменей и вареников с картошкой, и Штирлиц заранее предвкушал полученное блаженство.
Разведчик постучал в дверь радистки три раза. На пороге появилась Катя в ситцевом платье в красный горошек.
Штирлиц окинул её взглядом профессионала.
— Слишком много красного, будем бросаться в глаза.
Он надел тёмные очки, Катя — жёлтую косынку.
— Теперь всё в порядке, — разведчик плюнул на ладонь и прилизал непослушный чуб. — Инвентарь готов?
Радистка побежала в комнату и вернулась с занавеской. По центру ткани, среди жирных пятен и соплей красовался портрет Иосифа Виссарионовича, вышитый крестиком.
— Молодец, объявляю благодарность! — Штирлиц посмотрел на часы. — У-у-у, надо бежать, пора.
Катя положила скатерть на место, закрыла дверь на пять замков, взяла разведчика под руку, и они направились в театр, по дороге обсуждая успешное продвижение советских войск.
Штирлиц с Катей сидели на последнем ряду. Радистка слушала по переносной рации сводки из Москвы, разведчик уплетал клубничное мороженое с чёрствым коржиком и смотрел спектакль. Когда Раскольников замахнулся на бабку топором, Штирлиц в азарте вскочил и заорал по русски на весь зал:
— Бей её, фашистку, лупи гадину!
Весь зал оглянулся. По толпе прокатился возглас:
— Русские в городе!
Разведчик швырнул в толпу мороженое, а коржик запустил на сцену. Тот угодил бабке по голове и прервал великолепную карьеру великой артистки. Короткими перебежками, отстреливаясь и отбрасываясь гранатами, Штирлиц и Катя выбрались из зала. По-пластунски преодолев вестибюль, они залегли в раздевалке и приготовились встретиться с врагом лицом к лицу. Штирлиц не любил отступать.
Через час советский разведчик, уже без галстука и шнурков, торопился к своему другу детства. Кате он сказал, что читает лекцию в подполье у немецких коммунистов.
Из темноты его окрикнули, и перед ним появился заспанный дружинник.
— Ваши документики. Проверка, — полицай зевнул.
— В чём дело? — спросил Штирлиц, протягивая документы и не скрывая раздражения.
Дружинник посветил фонариком в лицо Штирлицу.
— Террориста ищем, господин группенфюрер. Весь театр завалил трупами и смылся. Кстати, пиджачок на нём был как у вас, белый в красную клеточку, — полицай вернул документы и стал ковыряться штык-ножом в зубах.
— Идиот! — заорал разведчик. — У меня смокинг красный в белую клетку. Дело на меня вешаешь, дальтоник!
Штирлиц вытащил маузер.
— А-ну пошли в участок. Всю оставшуюся жизнь будешь рядовым параши чистить.
Через три квартала, после долгого нытья полицейского, Штирлиц отпустил его, взяв за это, по доброте душевной, всего пятьсот марок. Он уже начал обменивать немецкие банкноты на рубли и сколотил на этом небольшой капитальчик — тысяч сорок. На фотографиях, сделанных с карты Бормана, Штирлиц разглядел, что СССР граничит с Чёрным морем, и мечтой советского разведчика стала маленькая дача на тихом песчаном берегу.
ГЛАВА 5
Когда Штирлиц с Мюллером добрались до публичного дома, заглянув перед этим в ресторанчик, была уже полночь. Мюллер подошёл к входу, вытер ноги и, забарабанив в дверь кулаками, заорал:
— Открывай! Полиция! — это был пароль.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась мадам Акапулькина.
— Пришёл, мой крысёночек! — она сдавила Мюллера в железных объятиях. — Сегодня я подарю тебе ночь.
Штирлиц посмотрел на посиневшего Мюллера. «Бедняга. Опять придётся брать недельный отпуск.»
Прихватив из бара бутылку шампанского, разведчик отправился в свою любимую комнату под номером «17». В коридоре он встретил пьяного Айсмана в семейных трусах и лифчике. Из туалета выскочила голая девка, визжа от радости. Вслед за ней выбежал Геббельс, на ходу натягивая подтяжки. Отовсюду слышался скрип пружин и пьяная ругань.
«Полная недееспособность. И это когда Германия проигрывает…»
— Тьфу! — Штирлиц харкнул на пол.
Разведчик вспомнил, что уже два дня не ходил в туалет.
«А по инструкции положено раз в день, не меньше. Нехорошо… Центру это не понравится.»
Найдя дверцу с буквой «М», Штирлиц зашёл в ватерклозет. По ноздрям ударило запахом мочи и пота. Разведчик принюхался. «Воняет Борманом.»
И точно, на стене красовалась надпись: «ЗДЕСЬ СРАЛ БОРМАН».
— Я был прав, — Штирлиц похвалил свой нюх. — Надо быть начеку.
Советский разведчик исправил «СРАЛ» на «ЖРАЛ» и вошёл в кабину. Достав металлоискатель, он принялся за работу. Убрав сложную систему верёвочек и обезвредив три часовые бомбы, он с облегчением сел на унитаз.
Справив нужду, Штирлиц вышел в коридор. Из туалетного бачка вылез японский шпион в водолазном костюме и в ластах, и по-пластунски, изредка прячась в урнах, направился за советским разведчиком. У него было секретное задание: собирать всю бумагу, которой подтирался Штирлиц. За неделю шпион собрал такой обширный архив, за который надеялся получить повышение. В его коллекции были три доклада Фюреру, секретные планы заводов и аэродромов, чертежи атомной бомбы, даже листы из дневника самого Кальтенбрунера. За последнее агент также мечтал получить звание почётного жителя Токио.
Внимание шпиона привлекла папка, лежащая на полу, с грифом «Совершенно секретно». Штирлиц прошёл мимо, он считал ниже своего достоинства поднимать с земли потерянные документы. Радостный японец поднял папку, потянув тонкую верёвочку. Раздался маленький взрыв, оставив от агента одни ласты. Это была удачная шутка Бормана. А японская разведка лишилась ещё одного агента.
Из-за угла на Штирлица наскочил ужратый Гимлер.
— О, Штирлиц, пошли, сыграем в бутылочку.
— На раздевание? — с надеждой спросил разведчик.
— А как же.
— И Борман будет?
— А как же.
Штирлиц, прыгая от радости, направился за Гимлером. Центр давно просил подтвердить информацию о том, что Борману удалили аппендицит, обещая за это орден Красной звезды и ящик «Беломора».
Разведчик вслед за Гимлером зашёл в комнату. Вокруг большого, круглого стола сидели офицеры рейха, обнимая голых девиц. Офицеры, готовясь к долгой, упорной борьбе, основательно подготовились. Вольф, поверх мундира, натянул три платья. Геринг надел на руки чулки, а на голову женские трусы. На шее Шварцкопфмана болталась дюжина лифчиков. Из под кителя Холтофа торчало несколько комбинаций. Штирлиц с удовольствием заметил, что Борману не только ничего не досталось, но и что у того не было подтяжек.
Когда все расселись по местам, Шеленберг крутанул бутылку.
Через час в углу комнаты валялись сапоги и портянки вперемешку с женским бельём. Через два часа туда полетели кители и галифе. Через три — семейные трусы и подтяжки. К утру одетыми остались только Штирлиц и Борман.
Советский разведчик остался в носках и трусах, партайгеноссе был одет в майку, достающую ему до колен. У Штирлица было подозрение, что под майкой могли скрываться и трусы.
«На равных», — подумал разведчик и закрутил бутыль.
Раздался стон Бормана, горлышко смотрело ему в пупок. Он нехотя снял майку, всколыхнув складки жира, и с горечью вздохнул.
— Ну почему я забыл надеть трусы? Не подтяжки или сапоги, а именно трусы.
Штирлиц достал из носка портативный «ФЭД» и сделал исторический снимок живота партайгеноссе с розовым шрамом.
Собрав свои вещи, советский разведчик вышел в коридор. Закурив «БЕЛОМОР», он не спеша побрёл к себе. Зайдя в свою комнату, Штирлиц закрылся на засов и лёг на кровать. Выпив шампанского и сняв сапоги, он подложил их под голову. Размотав скатку, разведчик накрылся шинелью.
«Наконец-то я посплю один. Хоть аппарат отдохнёт.»
Через минуту раздался храп. Штирлицу снилось русское поле, пение соловья и скот, пасущийся на лугу. Снился разведчику и товарищ Сталин, вручающий ему ящик «Беломора».
Шепталенко Александр, Шепталенко Виталий.